Заблоцкий Е.М.
ЛЮДВИГ ШВАРЦ И СИБИРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
Глава 7. Дополнительный полевой сезон.
Второе приамурское путешествие Усольцева. – Рашков на Ангаре. – Саянский поход Крыжина. – Шварц в Минусинском округе. – Новый взгляд на Саяны.
В начале июня Рашков и Крыжин отправились из Иркутска в свои путешествия: первый – на лодке вниз по Ангаре до места ее впадения в Енисей, а второй – на лошадях к границе с Китаем. 24 июня 1858 года, завершив все дела, Шварц выехал из Иркутска и 3 июля прибыл в Красноярск. Отсюда его путь лежал на юг, в Минусинский округ.
Второе приамурское путешествие Усольцева.
Усольцев, выехавший из Иркутска еще 1 апреля, прибыл в исходный пункт своего маршрута, станицу Иннокентьевскую, на Амуре в 50 верстах ниже устья Буреи, только через два месяца. Добраться сюда из Забайкалья оказалось непростой задачей. Вниз по Амуру в это время шла интенсивная транспортировка грузов, и Усольцев долго не мог найти подходящий плот для своего небольшого отряда, с лошадьми и провизией.
В соответствии с заданием, Усольцев должен был нарастить своими исследованиями площадь съемок Забайкальской экспедиции. Для этого было необходимо сомкнуть его маршрут, на левобережье Буреи, с маршрутами Крутикова и Шварца 1851-1852 года. Предполагалось, что Усольцев пересечет маршрут Крутикова и достигнет Буреинской часовни, географические координаты которой были определены Шварцем. Отсюда ему следовало выйти на Селемджу и провести съемку этой реки до устья, соединив, таким образом, работы со своим маршрутом 1856 года.
Усольцев вышел в маршрут без проводника. Его путь лежал на северо-восток по левобережью Буреи. Приустьевая часть Буреи на расстоянии 60 верст по ходу маршрута представляла собой равнину, в восточной части которой находилось много озер и болот. В северной части этого района, на реке Каме, Усольцев повстречал жившего здесь старика манегра. Это была большая удача. Старик прекрасно знал Бурею с ее притоками и междуречье Зеи и Буреи до Селемджи на севере. Он рассказал, что на правобережье Буреи находятся горы, идущие с юга на север до долины Селемджи. На южной оконечности этого хребта возвышается гора Туран, имеющая форму купола. Еще южнее, на отроге хребта есть утес Шеваки, на вершине которого находятся каменные идолы. В этом месте манегры, охотники на соболей, совершают свои религиозные обряды, молитвы и жертвоприношения. Сюда приходят с севера и орочоны. Путь от устья Буреи до Шеваки занимает 14 дней. Старый манегр сообщил также, что в верховьях Буреи, на скале есть китайская надпись, служащая пограничным знаком между территориями, занимаемыми манеграми и орочонами.
Район работ, таким образом, находился на стыке двух территорий тунгусского промысла, В северной, горно-таежной части левобережья Буреи промышляли бродячие орочоны (русские тунгусы), а в южной – манегры (манчжурские тунгусы). Орочоны на юг, где кончалась тайга и оленьи кормовища, не заходили, лишь изредка плавали вниз по Бурее на своих легких берестяных лодках, оморочках. Манегры, использовавшие лошадей, не проникали на север, в тайгу. Летом они промышляли вблизи устья Буреи, а после ледостава уходили на охоту вверх по реке и ее левым притокам (уже налегке). Старик, которого расспрашивал Усольцев, не мог сообщить никаких сведений о районах, более удаленных на восток. Он также ничего не слыхал о находившихся там серных ключах, на которых побывал Крутиков. Все это подтверждало выводы Забайкальской экспедиции о восточной границе территории, контролируемой Китаем в Приамурье.
Сведения о жизни аборигенов, собственно, ограничивались полученными от старого тунгуса. На своем пути отряд не встретил более ни одного человека. Только на устье Селемджи Усольцев увидел манегра. Между тем, для выполнения маршрута, намеченного инструкцией, Усольцеву были нужны проводники. Особенно это касалось северной, таежной, части левобережья Буреи. Там, для успеха в продвижении к Буреинской часовне и далее на Селемджу, приходилось надеяться на встречу с орочонами.
На Каме, 13 июня Усольцев провел первые астрономические наблюдения. Отсюда, по ходу маршрута, местность становилась все более гористой и трудно проходимой. Лиственные леса, по которым не без труда продвигался отряд Усольцева, содержали в своем составе много южных форм, описанных натуралистом Радде в его путешествии 1857-1858 гг. – ясень, липу, вяз, клен, дикую яблоню, вишню, пробковое дерево, множество вьющихся растений. Роль хвойных деревьев постепенно возрастала.
У китайской молельни, за десять верст до устья Тырмы, Усольцев перешел на правый берег Буреи и отсюда пытался идти дальше на север по долине Сектагли. Через 25 верст труднейшего пути, через лесные чащи и каменные россыпи, отряд повернул назад. От дальнейших попыток пройти вверх по долине Буреи пришлось отказаться. Этот пробел был восполнен в 1862 году маршрутом военного топографа Шебунина, сотрудника Физического отдела Сибирской экспедиции. Он проплыл в лодке от верховьев Буреи до ее устья. Все же, Усольцев получил ответ на вопрос, содержащийся в полевом задании. Он касался границы перехода хвойных лесов в лиственные в долине Буреи. Эту границу он заметил при устье Сектагли, а Шварц, в 1851 году – при подходе к Буреинской часовне.
Решив идти к Селемдже, Усольцев повернул на запад и, в полном соответствии с рассказом старика манегра, достиг утеса Шеваки. Здесь, 22-23 июля он определил барометрически высоту. Она оказалась около 400 метров выше уровня моря. Отсюда, из долины Мальмальты, на севере, в верстах 25, был виден горный купол Турана. Далее на своем пути к Селемдже Усольцев придерживался западных склонов хребта Турана, приближаясь иногда к нему на расстояние до 10 верст. Собственно хребет был безлесным. Он заметно возвышался над своими отрогами. Путешественник отметил интересную особенность: на южных склонах отрогов хребта Турана росли лиственные леса, аналогичные развитым в низовьях Буреи, а на северных – преимущественно хвойные. Это явление наблюдалось вплоть до небольшой горной цепи южнее истоков Томи.
Продолжая маршрут в северном направлении, Усольцев пересек верховья Томи и Ульмы и вышел к плоской долине Селемджи. 19 августа на небольшом левом притоке этой реки он провел астрономические наблюдения. В конце августа отряд Усольцева достиг Селемджи в ее среднем течении, в 25 верстах выше устья Норы. Отсюда путешествие продолжалось на плоту. Усольцев вел съемку, отмечал особенности рельефа правобережья Селемджи и пригодность для сельскохозяйственного освоения ее левобережья, вплоть до Зеи.
Селемджа, ниже устья Норы, была вполне удобна для плаванья. По данным Забайкальской экспедиции, в 1851 году вверх по Зее и Селемдже проплыли на четырех больших лодках 88 манчжуров, включая четырех пограничных чиновников. Они достигли верхней части реки, устья правого ее притока – Малой Мыни. На Мыни в то время стояла Инканская часовня. Отсюда чиновники поднимались на водораздел и обозревали долину Уды, российские владения, сравнивая местность со своими картами. Здесь они оставили на дереве надпись, которую Шварц скопировал и передал начальнику экспедиции. На обратном пути манчжуры сожгли складочное место и часовню, а гробницы тунгусов не тронули. Здесь они также оставили на деревьях надписи…
Усольцев достиг устья Селемджи и продолжил плаванье вниз по Зее. Астрономические наблюдения он производил уже на Амуре по пути в Забайкалье: в Благовещенске (вторая половина сентября), в станице Кумарской (8 октября), в станице Буринда (16 октября), в Албазинской станице (1 ноября). Из своего путешествия, кроме данных маршрутной съемки и астрономических наблюдений (из пунктов полного определения координат Шварц воспользовался двумя – Благовещенска и левобережья Селемджи), Усольцев вывез геологическую коллекцию (из 35 точек наблюдения), сборы растений и насекомых. Все материалы, вместе с отчетом, подлежали отправке в Петербург.
На этом, собственно, его работы в Сибирской экспедиции закончились. За четыре полевых сезона Усольцев преодолел огромные расстояния, проводя маршрутную съемку и совершенствуясь в прикладной астрономии, собирая сведения по географии и населению территории, совершенно до него не исследованной. В письме из Иркутска от 11 декабря 1858 года он известил Совет географического общества о своем назначении в Уссурийскую демаркационную экспедицию. Генерал-губернатор Муравьев также сообщил об оставлении Усольцева в Сибири для участия в экспедиции. Этот вопрос был в дальнейшем согласован с начальством Межевого корпуса, откуда межевые инженеры были откомандированы в Сибирскую экспедицию.
Арсений Федорович Усольцев (1830–1909) связал свою жизнь и деятельность с Сибирью. Сразу после возвращения в Иркутск он был определен, в должности астронома, в демаркационную экспедицию полковника К.Ф.Будогосского по Уссури, до озера Ханка и залива Посьета (1859-1860 гг.). В той же должности он принял участие, в 1864 году, в плавании на пароходе «Уссури» вверх по Сунгари, до города Гирина, с миссией полковника Г.Ф.Черняева. А.Ф.Усольцев был зачислен в службу при Главном управлении Восточной Сибири на должность младшего межевого ревизора. Одновременно он принимал деятельное участие в работе Сибирского отдела Географического общества, был членом распорядительного комитета и редакционной комиссии, секретарем, а с 1867 по 1874 год занимал должность правителя дел Сибирского отдела. В 1865 году он был награжден серебряной медалью Географического общества «за участие в Сунгарийской экспедиции и определение, по реке Сунгари, пяти астрономических пунктов». С 1875 года и до выхода в отставку (в 1889) Усольцев служил управляющим 4 отделения (по части Государственных имуществ) и членом Совета Главного управления Восточной Сибири, пройдя все ступени карьерной лестницы вплоть до чина действительного статского советника…
Рашков на Ангаре.
6 июня Рашков отплыл из Иркутска вниз по Ангаре к Братскому острогу, откуда 22 июня продолжил плавание на двух лодках. 15 октября Рашков прибыл в Красноярск из Енисейска, где больше месяца ждал ясной погоды для производства астрономических наблюдений. Основной задачей Рашкова была топографическая съемка Ангары и определение координат населенных пунктов. Топографическую съемку Ангары следовало начинать от Братского острога, поскольку до этого места, от Иркутска, она уже имелась. Судя по карте, имевшейся в распоряжении Рашкова, топографическая съемка Ангары уже была проведена прежде. Но ее качество невозможно было оценить, поскольку первичные материалы в архиве отделения Генштаба обнаружены не были. Не известны были ни год съемки, ни ее автор. Съемка Рашкова показала, что его предшественник провел свою работу, в основном, хорошо.
До плавания Рашкова не существовало ни одного определения географического положения мест на Ангаре. Были определены координаты лишь Тельминской фабрики (Шварцем в 1850 году), поэтому астрономические наблюдения Рашкова начались после того, как он миновал Тельму. Определения координат населенных пунктов и точная привязка всего течения реки имели особенно большое значение, если принять во внимание обжитость Ангары и активную доставку грузов по воде.
Приведем места и даты астрономических наблюдений (соответственно – ход маршрута Рашкова): Балаганск – 11,13,19 июня; деревня Янды – 25 июня; деревня Громы – 29 июня; деревня Верхне-Кежма – 1 июля; Николаевский железный завод – 7 июля; Братский острог – 12,13,14,18 июля; село Карапчанское – 27 июля; ; село Теульское – 30 июля; деревня Нижне-Кежма – 2 августа; село Дворец – 11,13 августа; село Рыбинское – 1 сентября; Енисейск – 8,21,23 сентября; село Усть-Тунгузское – 27 сентября. Абсолютные долготы (в коренных точках, метод наблюдений лунных кульминаций) определены для Балаганска, Братского острога, села Дворец и Енисейска, остальные пункты определены хронометрически (относительные долготы, метод перенесения времени). Несмотря на опытность Рашкова относительные долготы оказались недостаточно надежными. По заключению Шварца, это было связано с ухудшением качества хронометров к четвертому году их использования. Второй причиной могли быть резкие повороты лодки при прохождении порогов между Братским острогом и селом Дворец, что могло привести к временной остановке хронометров.
В соответствии с заданием, Рашков собрал сведения о состоянии сельского хозяйства в долине Ангары, о Николаевском заводе, о приисковой деятельности на правобережье низовьев Ангары. Он посетил холодную Балаганскую пещеру, описал природу по берегам реки. Результаты этих исследований отражены в Подробном отчете Шварца. Рашков провел также систематические метеорологические наблюдения. С 6 июня по 26 сентября, трижды в день (9 утра, 2 часа пополудни и в 9 вечера) он снимал показания барометра и термометра, описывал состояние атмосферы, а также измерял температуру воды в Ангаре и ее притоках. Оценка исследований Рашкова 1858 года, в устах начальника экспедиции, звучит лаконично, но вполне определенно:
«Господин Рашков исполнил свое поручение весьма удовлетворительно».
Вообще, Шварц высоко оценивал работу Рашкова в Сибирской экспедиции, отмечая его профессионализм в практической астрономии. По возвращении в Петербург он получил согласие Совета Географического общества на участие Рашкова, в качестве своего помощника, в обработке материалов астрономических наблюдений для составления итоговой карты и Подробного отчета.
Дмитрий Петрович Рашков (1831–1916) с 1860 года, после окончания работ по Сибирской экспедиции, продолжил службу в Межевом корпусе в должности межевого инженера. В 1861–1864 годах он находился в заграничной командировке с целью изучения астрономии и астронавигации (Германия, Франция, Англия). По данным на 1872 год, Д.П.Рашков – старший землемер Межевого корпуса. С 1874 года, и до выхода в отставку в 1908, служил в Константиновском межевом институте: более 25 лет преподавал геодезию, был старшим воспитателем, а затем, уйдя с преподавания, – инспектором института (данные 1903 года). Многие годы был внештатным преподавателем Комиссаровского технического училища (1869–1879, математика) и Александровского военного училища (1876–1899, топография). Продолжая преподавание в институте, Д.П.Рашков возглавил топографическую съемку Москвы и Московской губернии. Эти работы продолжались с 1874 до 1883 год. Особый интерес представляет нивелировка Москвы, проведенная под его руководством в 1874–1878 годах. В результате был составлен план Москвы (с детальным показом рельефа), имевший огромное практическое значение…
Саянский поход Крыжина.
О путешествии Крыжина начальник экспедиции высказывался неоднократно:
«Сведения, собранные господином Крыжиным, подвинут географические знания наши о верховьях р. Енисея на значительный шаг вперед»;
«Этот маршрут есть одно из важнейших пособий для картографии потому, что проходит по странам, бывшим до 1858 года большей частью вовсе неизвестными»;
«Прапорщику Крыжину принадлежит неоспоримая заслуга ведения первого маршрута через эти негостеприимные страны, и при том маршрута, который может быть хорошо нанесен на карту при помощи довольно точных астрономических определений положения мест. Как значительны поправки, которые придется сделать на картах, яснее всего видно из того, что долгота Удинского форпоста, лежащего почти на средине пройденного господином Крыжиным пути, разнится от показания Клапрота <Карта Центральной Азии. - Париж, 1836. – Е.З.> почти на 2 градуса: на это протяжение форпост лежит далее к востоку».
Непосредственной задачей путешествия Крыжина было определение географического положения, координат пограничных караулов так называемой западной линии, идущей вдоль границы с Китаем к западу от Кяхты. Конкретно это касалось нескольких караулов. Исходным пунктом была крепость Тунка, координаты которой были уже определены Шварцем в 1849 году. В том же году военный топограф Крутиков (Забайкальской экспедиции) провел съемочный маршрут от Иркутска до Тунки. Таким образом, маршрут Крыжина начинался в этом месте и проходил к северной оконечности озера Косогол (Хубсугул) и далее в верховья Оки, в Окинский караул, с заходом на знаменитый графитовый рудник Алибера на горе Ботогол.
На этом отрезке маршрута Крыжин определил широту и относительную долготу (хронометрически) следующих пунктов: 13 июня – Косогол, 18 июня – Хандинский караул, 26 июня – рудник Алибера (гора Ботогол), 28 июня – юрты при Торхое, 29 июня – Норин-Хоройский караул. В Окинском карауле, 1–4 июля, он провел астрономические наблюдения для определения абсолютной долготы (коренная точка). Отсюда Крыжину предстоял переход на запад к следующему пограничному пункту – Удинскому форпосту. Граница с Китаем вблизи Удинского форпоста проходила по Саяну, который был изображен на имеющихся к тому времени картах как единый хребет. Удинский форпост находился у северного подножия хребта, вблизи истоков Уды. К югу, за водоразделом, начиналась «страна урянхов» – территория Тувы, принадлежавшая Китаю.
В Окинском карауле выяснилось, что до Удинского форпоста можно добраться лишь кружным путем, огибая непроходимые горы с севера или с юга. Крыжин без колебаний выбрал южный вариант – через страну урянхов (урянхайцев, тувинцев). Тем более, что вариант организации ученой экспедиции Сибирского отдела Географического общества «в земли урянхов» обсуждался в Иркутске, в марте 1858 года, Тогда Шварц «нашел возможным и весьма полезным присоединить к экспедиции господина прапорщика межевых инженеров Крыжина». Идея отправки экспедиции не встретила поддержки Муравьева, поскольку тот не хотел осложнений накануне пограничных переговоров с Китаем. Вместе с тем, положительное отношение генерал-губернатора Восточной Сибири к ненавязчивым, хотя и рискованным вояжам на китайскую территорию было известно.
На избранном пути к Удскому форпосту Крыжину предстояло дважды перейти через Саянские горы. Путь из Окинского караула в страну урянхов, к истокам Енисея, был хорошо знаком проводникам карагасам (тофаларам). Он проходил через местность, известную своими целебными горячими источниками, и расположенную за Саянским водоразделом, уже на китайской территории. Туда ходили как местные жители с российской стороны, так и урянхайцы, обитавшие в истоках Енисея, на Бей-Кеме (Бий Хеме, Большом Енисее). Для дальнейшего продвижения, со вторым переходом через Саян, от истоков Енисея к Удскому караулу, приходилось рассчитывать на помощь урянхайцев – карагасам этот путь был незнаком.
Отряд Крыжина, с двумя проводниками карагасами, выступил из Окинского караула 5 июля 1858 года. Путь шел вверх по речке Сенце к перевалу через Саян, а оттуда – в систему истоков Енисея, по долине реки с характерным названием Изиг-Суг - «горячая вода». Действительно, здесь находились горячие минеральные источники. Эти места привлекали тувинцев, карагасов, бурятов. Крыжин сообщает полученные от них довольно подробные сведения о целебных свойствах источников.
Горный ландшафт по пути следования отряда на запад и юго-запад от Изиг-Суга, через вершины рек Соруг и Азас, имел своеобразный, какой-то безжизненный вид. Вот как об этом сказано в отчете о путешествии:
«Вся местность есть высокое плоскогорье…дика и пустынна и производит на путешественника тяжелое впечатление; видны только черные, голые скалы, грязно-белый снег и серый олений мох, толстым слоем покрывающий обломки камней…Но даже и в этой пустыне попадаются иногда уединенные юрты урянхов, которые охотятся здесь за дикими оленями».
Шварц в описании маршрута упоминает о собранных Крыжиным интересных образцах горных пород, не уточняя их названий и привязку к маршруту. Между тем, местность, обрисованная в столь мрачных тонах, представляет собой Восточно-Тувинское базальтовое плато, район новейшего (в масштабе геологического времени) вулканизма.
Из долины Изиг-Суга Крыжин перешел к верхним правым притокам Бий-Хема (Большого Енисея). Двигаясь далее на запад, он миновал истоки Азаса, пересек долину Улуг-Баша и продолжил спуск к Бий-Хему. 14 июля Крыжин достиг Бий-Хема. Во время десятидневного перехода из Окинского караула он произвел два хронометрических определения долготы: 7 июля – минеральный ключ при Тарпе (приток Изик-Суга); 9 июля – точка при Шибите (правый приток Бий-Хема верхнем течении). 14–15 июля тем же методом была привязана стоянка отряда Крыжина при Бий-Хеме, рядом с урянхским куренем.
По словам Шварца, «урянхи честны и дружелюбны». Но на Бий-Хеме Крыжин встретил довольно холодный прием. И это не удивительно, поскольку китайское начальство могла насторожить поездка Будогосского, в 1857 году, через границу к истокам Большого Енисея (озеро Карабалык) для прояснения вопроса, действительно ли урянхи и дархаты хотят перейти в российское подданство. Какую-то роль могли также играть происки окинского бурята Максы, который «распустил между урянхами невыгодные о господине Крыжине слухи и домогался о том, чтобы они не пускали его в свои пределы».
Ход установления доверительных отношений с данаином (старшиной рода урянхов) кратко описан в отчете Шварца:
«…один за другим приходили подчиненные данаину лица, джангины, с расспросами, кто такой Крыжин, зачем он пришел, что он намерен здесь делать, имеет ли он вид от своего начальства и т.п. На это господин Крыжин отвечал, что пришел заключить мир и союз, но главная его цель – исполнение обета, и бумага, которую он показывает (это была подорожная), должна убедить их в том, что у него имеется требуемый вид. Они не вполне поверили его словам, но астрономические инструменты, которые господин Крыжин устанавливал для наблюдений, и то счастливое обстоятельство, что он доставил скорое облегчение одному простудившемуся урянху, дав ему потогонное средство, победили наконец их недоверчивость».
Данаину понравились подарки, и все шло хорошо, пока ему не захотелось заполучить еще и зрительную трубу, на что Крыжин никак не мог согласиться. Данаин обиделся и прервал отношения. Потребовались посредничество ламы и новые подарки. Таким образом, за два дня общения Крыжину удалось наладить отношения с урянхами настолько, что ему дали проводников для возвращения домой – кратчайшим путем на север, от Бий-Хема до хребта Ергак-Таргак-Тайга, за которым находились верховья Уды и Удинский форпост. Удалось также составить, по расспросам урянхов, карту области, лежащей к северу от Бий-Хема, вплоть до этого хребта,
16 июля Крыжин двинулся в путь. Маршрут пролегал через междуречье Бий-Хема и Хамсары (Тоджинская котловина). 18 июля Крыжин определил широту и абсолютную долготу точки при реке Иясуке, на северной границе степей Тоджинской котловины. После переправы через Хамсару начался подъем на Саян. 23 июля, при Соруке, было сделано хронометрическое определение долготы. Проводники урянхи оставили отряд в истоках Хатар-Сука, сославшись на незнание дальнейшего пути. В этих местах «возвышаются крутые, высокие пики, бесчисленное множество горных ручьев течет наподобие водопадов под глетчерами». По барометрическим определениям Крыжина, наивысшие точки на его пути к перевалу в долину Уды имели отметки 2230–2250 м над уровнем моря.
Отряд спустился с водораздела по ручью Джело-Молго (Чело-Монго), небольшому правому притоку Уды. Ниже по Уде в недалеком расстоянии, близ устья Кара-Буреня, находился Удинский форпост. 25 июля Крыжин определил широту и относительную долготу Удинского форпоста. Отсюда путешествие продолжалось вверх по Уде, затем по ее левому притоку, Хатагу до перевала в Морхой (верховья речной системы Тагула) и отсюда – в вершину Большой Бирюсы к золотому прииску. Путь был не известен проводникам, сопровождавшим Крыжина из Окинского караула. Только на берегах Бирюсы старый карагас узнал местность. Отряд достиг прииска 27 июля.
Крыжин покинул прииск на вершине Бирюсы 8 августа. Астрономические наблюдения были сделаны еще 29 июля, и длительное пребывание на прииске было связано с необходимостью заготовить сухари для продолжения путешествия. Местные проводники карагасы взялись провести отряд Крыжина к верховьям Маны, впадающей в Енисей вблизи Красноярска. По их словам, переход с верховьев Бирюсы к хребту Ергак-Таргак-Тайга представлял большие трудности из-за неприступности гор.
Маршрут Крыжина проходил по склонам северо-западной водораздельной горной цепи. Пришлось, переправляться через множество речек верховьев левых притоков Бирюсы и правых притоков Кана. Вершины гор здесь лишены растительности и окаймлены хвойными лесами. Ниже по склонам, в долинах «находятся непроницаемые чащи и непроходимые тундры». Через шесть дней, 14 августа, Крыжин был при истоках Кана. Здесь он сделал очередные астрономические наблюдения. Перейдя левые притоки Кана, отряд вступил в холмистую местность с одиноко стоящими группами скал и протяженными развалами глыб, покрытых оленьим мохом. Эта местность имела название Белогорья (Манское Белогорье). С него берут начало правые притоки Кизира и левые притоки Кана и Маны. 18 августа Крыжин провел астрономические наблюдения при истоках Шенжи (бассейн Кизира).
Караван спустился в узкую долину Маны, в ее верховьях, имеющую здесь «весьма мрачный характер». Пройдя небольшое расстояние вниз по долине, Крыжин повернул на север, пересек правые притоки Маны, водораздел Маны и Кана и вышел к степям. Отсюда маршрут проходил на запад, вплоть до Маны, где река уже была «весьма удобна для плаванья на небольшом плоте». Расстояние в 162 версты, до места впадения Маны в Енисей, Крыжин преодолел за восемь дней.
Таким образом, в маршруте от верховьев Бирюсы к Енисею Крыжин сделал чрезвычайно важное открытие. Он прошел вдоль северо-восточных склонов неизвестной прежде протяженной горной цепи, примыкающей к хребту Ергак-Таргак-Тайга. Правда, на эти горы этой цепи, за исключением небольшого отрезка Манского Белогорья, путешественник, по-видимому, не поднимался. О деталях их строения Крыжин не сообщает. Не упоминает он и о коротком высокогорном хребте Кизир-Казырского междуречья, параллельном выделенной им горной цепи. Этот хребет был впоследствии назван именем Крыжина.
Шварц высоко ценил наблюдения своего коллеги. В «Подробном отчете» он посчитал необходимым привести формулировку первооткрывателя – цитату из путевого журнала Крыжина. Шварц пишет:
«Так как господин Крыжин был первый путешественник, посетивший эту страну, и нигде нет о ней никаких сведений, то я считаю полезным буквально передать здесь сделанное им описание ее. Перечислив реки, через которые он переправился, и рассказав, по каким проходам он переходил из одной речной долины в другую, господин Крыжин делает общий обзор пути, пройденного от Бирюсы до Белогорья. Вот его слова:
«Скалистая горная цепь Эргик-Таргак-Тайга имеет при верховьях Уды узловую точку, господствующую по своей высоте над остальными частями цепи. Из этого узла на востоке берут начало истоки Уды, на западе истоки Кызыра, или Боло. Начиная от узла, цепь разделяется на две главные ветви: одна имеет направление на запад и образует линию водораздела между притоками Кызыра, на севере, и Хамзары, на юге. Эта скалистая цепь тянется до самого Алтая, пересекается Енисеем и содержит в себе истоки правых притоков Енисея. Другая тянется на северо-запад и образует линию водораздела между левыми притоками Кызыра, на юге, и реками, из которых на севере образуется Тасеева (Удой и Бирюсой»»…
Поскольку речная сеть Минусинского округа в общих чертах была изучена и положена на карту, наличие и положение водоразделов, в том числе и того, вдоль которого проходил маршрут Крыжина, было известно. Но отсутствовали сведения о их морфологии. На имевшихся картах было принято показывать оси водоразделов в виде узких полос, проходящих ровно посередине между линиями рек и их верховьями. Но это, по большому счету, не имело смысла, поскольку не отражало морфологии водораздела, параметров его «пластической фигуры». Выяснение этих параметров, требующих специальных, трудоемких исследований, было важнейшей задачей экспедиции Шварца. Именно с этих позиций следует оценивать открытия экспедиции, касающиеся крупнейших горных сооружений южной Сибири, в том числе и открытия Крыжина и Шварца в Саянах.
Иван Степанович Крыжин (?–1884), так ярко проявивший себя в Сибирской экспедиции, продолжил службу в Межевом корпусе. В 1860-1861 годах он принимал участие в военно-топографической Кумо-Манычской экспедиции, затем проводил съемку Крымского соляного бассейна (карта 1866 года). По данным на 1878 год, он служил младшим землемером первого разряда в Управлении межевой частью МВД (бывшем Межевом корпусе), В том же году произведен в статские советники. Одновременно, с 1870 года, И.С.Крыжин преподавал геодезию в Лесном (до 1877 года – Земледельческом) институте; по данным на 1881 год – преподаватель, в штате института; первый руководитель кафедры геодезии (создана в 1880 году), профессор (1881). И.С.Крыжин сконструировал новые инструменты – планограф (описание издавалось в 1880, 1881 и 1883 гг.) и азимутальный угломер (изд. 1883 г.). Имя Крыжина носит хребет Кизир-Казырского междуречья в Восточном Саяне.
Я заголовок. Дважды кликните по мне!
Шварц в Минусинском округе.
Тем временем, 16 июля, начальник экспедиции отправился из Минусинска в свой маршрут – покрывать съемкой и астрономическими определениями юг Красноярской губернии – приграничный Минусинский округ. Организация последнего сибирского путешествия Людвига Шварца проходила в обстановке доброжелательности и активной поддержки. Красноярский первой гильдии купец П.И.Кузнецов снабдил главного астронома своим прекрасным столовым хронометром – последний экспедиционный столовый хронометр остановился еще в Иркутске, и Шварц прибыл в Красноярск с ненадежным карманным хронометром и купленными серебряными анкерными часами. Князь Н.А.Костров, начальник Минусинского округа, распорядился о закупке лошадей и найме проводников. Был нанят также казак из Саянской станицы, который много раз бывал в поездках к пограничным знакам и знал язык сойотов, кочевавших в долине Уса. Один из проводников, крестьянин Макар, даже имел там на примете большой тополь, пригодный для устройства лодки струга, если придется сплывать по Усу до Енисея. Все было готово и ожидало Шварца в Шушенском. И уже 18 июля Шварц, с людьми и снаряжением, приехал из Шушенского в Безкацобку (Верхний Кебеж) – исходный пункт его таежного маршрута. Через два дня вьючный караван выступил в направлении китайской границы.
В стране, непосредственно примыкающей с севера к Саянскому хребту, показанному на имеющихся картах как одна линейная возвышенность, по которой проходит граница России и Китая, Шварц основное внимание уделил изучению рельефа. По ходу маршрута он фиксировал показания барометра в точках, характеризующих пластику рельефа – на водоразделах, отдельных вершинах, в долинах рек, устьях их притоков. Исследователь не упускал возможности осмотра панорамы, открывающейся взору с возвышенностей, брал пеленги на горные цепи и отдельные вершины.
Вместе с топографическими данными, привязанными к астропунктам, наблюдения Шварца давали картину рельефа, совершенно отличную от бытовавших представлений. В изученном районе, в месте перехода западной части единого «Саянского хребта» в восточную, он увидел и описал впервые сложную систему коротких и сравнительно невысоких горных хребтов. Шварц приводит названия хребтов и отдельных вершин – Борус, Ергаки, Арадан, Ойский Таскул.
Наибольшая высота, на которую поднимался путешественник перед спуском к верховьям Уса, располагалась в восточной части Араданского хребта. По определению барометра, она составила 1932 метра над уровнем моря. Отсюда были видны и вершины хребта. Их высота над уровнем моря, по оценке Шварца, могла составлять 8000 футов (около 2440 метров). С точки наблюдения просматривались также верховья Уса и его левобережье. Шварц констатирует, что это пространство никак не соответствует мнению предшественников о существованию здесь высокого хребта. Он пишет:
«Между горами на юге местности показывалась только одна более других значительная, имевшая выдающиеся вершины на своей середине; остальные были низки и везде одинаковой высоты; можно было подумать, что мы видим пред собой обширную равнину. И по направлению к истокам Уса нельзя также предполагать существования тех высоких гор, о которых упоминает Риттер…».
Горная система, выделенная Шварцем, завершается на юге этим водоразделом Уса и верховьев Енисея (Куртушибинский хребет). Именно его наблюдал путешественник с Араданского хребта. Здесь, на границе с Китайской империей, прежние карты показывали высокий гребень Саяна. Естественно, свидетельство Шварца о характере этого пограничного хребта имеет особое значение. Вот как он снова описывает вид на Куртушибинский хребет, открывающийся взгляду наблюдателя с водораздела, на правобережье среднего течения Уса, с высоты 1390 метров над уровнем моря:
«Вид на равнину по ту сторону Уса не был прегражден, и большая высота, на которую я поднялся, служит достаточным ручательством, что ни одна значительная горная цепь не скрылась от меня. Я не заметил ни одной выдающейся горы; я мог ясно видеть, что горные цепи на юге мало по малу становились выше, но незначительно… Горы водораздела между притоками Уса и Улу-кема <Енисея – Е.З.>, образующие звено соединения между западным и восточным Саяном, не представляют следовательно ничего похожего на хребет, а только горную местность без выдающихся господствующих точек».
Этим наблюдением завершается первая часть путешествия Шварца по Минусинскому округу – от Минусинска до Шушенского, по долине Ои, от устья до истока этой реки, и среднего течения Уса. В маршруте по Усу он предпринял подъем по левому борту долины, с выходом на водораздел к пограничному маяку. Маяком оказалась большая пирамида из хвороста. Высота водораздела в этом месте составила 1247 метров. На левом берегу Уса, при Иджиме, под импровизированным маяком, были выстроены казаками несколько хижин – своего рода пограничный караул этой части западной линии. Здесь в сентябре ежегодно происходит встреча русских и китайских чиновников. Представители двух империй затем расстаются на этой мирной границе, у маяка на водоразделе.
На всем пути следования каравана по Усу происходили встречи с местными кочевниками сойотами. Шварц, в «Подробном отчете», дает содержательное описание их образа жизни, внешности, поведения. Правда, собственно географической информации получить от аборигенов ему почти не удалось. Только одна встреча с сойотом, на Иджиме, дала какой-то результат – с его слов Шварц составил карту реки Уса.
Лагерь, откуда Шварц поднимался для обозрения Куртушибинского хребта, находился на Усе в пяти верстах ниже устья Улуг-Баша (Таловки). Дальнейшее продвижение на лошадях вниз по долине реки было затруднительно. Именно здесь дожидался своей участи огромный тополь, о котором рассказывал в Шушенском проводник Макар. Работа закипела и через четыре дня в распоряжении Шварца находилась превосходная долбленка длиной 26 и шириной 10-12 футов. 9 августа, отослав лошадей и громоздкий груз в Шушенское, главный астроном, с казаком и крестьянином Макаром, отправился в плавание по Усу.
Расстояние до Енисея по реке составляло около 90 верст. Путешественники прибыли на устье Уса 12 августа и в тот же день пошли бечевой вверх по Енисею. Целью Шварца был очередной маяк российско-китайской границы, находящийся в 65 верстах – при устье Кемчика, большого левого притока Енисея. Двигались с утра до вечера. Особенных трудов стоило прохождение быстрин. Берега Енисея поначалу почти не имели признаков длительного пребывания людей. Но по мере приближения к Кемчику становились оживленными. Появились стада, юрты сойотов.
На устье Кемчика пришли 16 августа. Пограничный знак западной линии, 23-й по счету, называвшийся «Кем Кемчик Бом», находился на левом берегу Енисея в 1,6 версты севернее устья Кемчика в небольшой поперечной долине. Он представлял собой высокую пирамиду из крупных глыб с крестом наверху. Окончив астрономические наблюдения, 19 августа Шварц отправился в обратный путь. Плавание вниз по Енисею до устья Уса заняло, не считая остановок, всего 6 часов. Путешествие продолжилось. Спутники Шварца прекрасно знали местность, енисейские быстрины и пороги, умело управляли лодкой.
В плавании по Енисею, как и на протяжении всей предыдущей части маршрута, Шварц проводил геологические наблюдения и отбор образцов горных пород. Он отметил также место, где наблюдавшееся им система гор (Борус, Арадан и др.) переходит на левый берег Енисея, продолжаясь к западу. Енисейская часть маршрута завершилась у деревни Означенное, где в наше время находится Саяногорск. Вот как описывает Шварц эту деревню и свой дальнейший путь:
«Деревня Означенное есть небольшое местечко, содержащее 19 дворов, 109 душ мужского и 102 женского пола; они обрабатывают только 128 десятин земли. В семидесятых годах прошедшего столетия упоминаемая здесь деревня была назначена для медного завода, в котором предполагалось обрабатывать руду из Итема, лежащего не очень далеко отсюда на запад. Это предприятие не удалось… Из Означенного я поскорее отправился в Шушенское, чтобы продать возвратившихся лошадей и отпустить своих людей; все это было сделано в один день, и 25 августа я прибыл назад в Минусинск, где, к сожалению, должен был пробыть до 30 августа и только тогда уже мог отправиться к форпосту при Таштыбе».
Задержка в Минусинске была связана с запланированной поездкой Минусинского окружного начальника, князя Кострова, для проверки возможности кратчайшего пути из Минусинска в Кузнецк через Таштыпский форпост (Таштыпскую станицу) Минусинского округа и Царево-Николаевский прииск Колыванского округа. Присоединение к Кострову открывало хорошую возможность, в организационном плане, достигнуть этого прииска, располагающегося уже за водоразделом Енисея и Оби. Вместе с тем, деловой характер поездки, ее сжатые сроки не оставляли времени для ученых занятий. Шварц планировал также определение географического положения Шабин-Дабага – последнего, 24-го, пограничного знака западной части линии российско-китайской границы. Но от этого плана пришлось отказаться. Выяснилось, что знак находится в двухстах верстах пути от Таштыпского форпоста. Отправление туда казачьего отряда, с ежегодной ревизией, происходит 15 сентября. Казаки в этом месте ведут большой торг с сойотами и обычно возвращаются в станицу в конце октября.
Для миссии Кострова в Таштыпе был сформирован большой отряд (около 20 татар проводников и рабочих), с вьючными и верховыми лошадьми. Поездка должна была занять около 10 дней. При Кострове находился губернский землемер для инструментальной съемки. Из станицы вышли 2 сентября. Большая и наиболее трудная часть пути проходила вверх по горной долине Таштыпа, через тайгу, по охотничьей тропе. Шварц вел свой съемочный маршрут. На прииск прибыли 5 сентября. Царево-Николаевский прииск относился к числу богатых. Костров узнал, что с 1843 по 1858 год там было добыто около 5810 кг золота. Шварц провел астрономические наблюдения для определения этой самой западной точки своих странствований по Сибири. Уже 6 сентября отправились обратно, в Таштып, куда прибыли через два дня.
После астрономических наблюдений в Таштыпском форпосте Шварц выехал в село Означенное. Таким образом он соединил маршруты из Таштыпа на Царево-Николаевский прииск и в Означенное со своим маршрутом по Усу и Енисею. В Означенное он прибыл 11 сентября, ночью произвел необходимые астрономические наблюдения и на следующий день уже был в Минусинске. Еще четыре дня прошли здесь в ожидании погоды – главный астроном хотел сделать еще одно определение относительной долготы. Так и не дождавшись, он выехал, наконец, в Красноярск, завершив на этом полевые работы. Шварц прибыл в Красноярск 19 сентября. Там уже находился Крыжин, завершивший свое путешествие 7 сентября. Рашков задерживался на устье Ангары в ожидании ясной погоды, необходимой для завершающих астрономических наблюдений.
25 октября 1858 года в Иркутске, под председательством К.К.Венцеля, состоялось заседание Сибирского отдела Географического общества. Собравшиеся были ознакомлены с письмами, полученными от Крыжина и Шварца. В этих письмах содержалось краткое описание последних сибирских маршрутов «математической экспедиции».
Новый взгляд на Саяны.
В связи с открытием Крыжина представляет интерес увязка его данных с наблюдениями Шварца и соответствующее обобщение по Саяну. Оно приводится в отчете Географического общества за 1862 год, в той его части, где излагаются основные изменения, внесенные экспедицией Математического отдела «в орографические очертания Восточной Сибири». Можно не сомневаться, что это изложение основано на информации Шварца. Правда, смысл некоторых частей текста не всегда ясен. Это может быть связано с недостатками перевода. Такие места, шероховатости (смысловые, стилевые) можно заметить и в других публикациях Шварца. Даже – в итоговом «Подробном отчете», в переводе магистра математики Я.Цветкова.
По данным упомянутого отчета Географического общества, в районе исследований 1858 года выделены три составляющих единой горной системы. Вот соответствующие выдержки из текста:
«…Саян от Кемчика на восток до Конин-Дабага должен совершенно потерять тот характер гребня гор, который принадлежал ему до сих пор; этот гребень превратится в возвышенную местность, без всяких выдающихся точек… На север от этих высот,… почти параллельно с ними, будут лежать другие более высокие горы, которые уже действительно называются у местных жителей (в Минусинском округе) Саяном… Этот настоящий Саян действительно оказывается и с севера и с юга хребтом гор, и господствует над всей этой местностью, как над северным степным пространством, так и над всеми южными возвышенностями. Ергик-Таргак-Тайга, завладевший названием Саяна, будет на нашей карте третьей параллельной линией поднятий в этом крае; направляясь под 53 ½ град. северной широты от запада к востоку, примкнет к северной оконечности Конин-Дабага и потом, начиная с меридиана истоков Бирюсы и Уда, получит направление от юго-востока к северо-западу, чтоб соединиться с Саяном».
Саянские горы к востоку от Енисея предстали в совершенно новом свете. Восточную часть Западного Саяна (в современном понимании) следует, по данным Шварца, рассматривать самостоятельно, отличать по характеру рельефа от высокогорных хребтов, отходящих от «узловой точки» Крыжина. Эти хребты, в отличие от широтной среднегорной системы приенисейской части Западного Саяна, описанной Шварцем, имеют в целом северо-западное направление. По современным представлениям они относятся к Восточному Саяну. Конечно, маршрутное пересечение Крыжина и наблюдения Шварца этой горной системы не дают полной, детальной картины. В частности, в их работе не упоминается в качестве самостоятельной единицы хребет Крыжина. Тем более, впервые проведенные исследования и их интерпретация можно считать выдающимся достижением. Не ускользнуло от внимания исследователей и самостоятельное положение восточной оконечности Саян. По заключению Шварца, Мунку-Сардык и Тункинские Альпы отделены, с запада, от указанных высокогорных хребтов меридиональным поднятием, пересеченным маршрутом Крыжина при переходе от Окинского караула на Бей-Кем.
Таким образом, после исследований Крыжина и Шварца, вместо единого, протяженного скалистого хребта предшественников впервые обрисована горная система, главные черты которой просматриваются и в современных представлениях о выделении и соотношениях Западного и Восточного Саяна.