Е,М,Заблоцкий. К ГЕНЕАЛОГИИ КАРСАВИНЫХ И БАЛАШЕВЫХ.

Очерк. Опубликовано – Евгений Заблоцкий. Карсавина: родословная танца. - «Окна» (приложение к газете «Вести», Израиль), 6, 11 октября 2005 г.*

 

   Карсавины... Эта редкая фамилия обычно вызывает в памяти образ знаменитой русской балерины Тамары Платоновны Карсавиной, знаковой фигуры Серебряного века. Молодая, но уже прославленная балерина, покинула Россию летом 1918, с маленьким сыном и его отцом-англичанином, сотрудником английского посольства. Обстоятельства этого отъезда, по существу бегства, естественно, не озвучивались в советское время, а из появившегося в СССР через 40 лет перевода ее мемуаров «Театральная улица» была аккуратно изъята соответствующая последняя глава. После публикации в СССР этих замечательных мемуаров имя Карсавиной, которое, в общем, не было под запретом, стало широко известно.

Другое дело – ее старший брат, Лев Платонович Карсавин (1882–1952). Авторитетный историк-медиевист и философ, он был выслан из советской России в 1922 вместе с большой группой деятелей науки и культуры, казавшихся большевикам непреодолимым препятствием на пути «введения единомыслия в России». Никакие упоминания о Карсавине и его многочисленных трудах не проникали даже в специальную литературу, тем более после его ареста в 1949 году. К этому времени Карсавин, переехавший в 1928 в Литву по приглашению премьер-министра А.Вольдемараса, коллеги по Петроградскому университету, стал,  на свою беду,  советским гражданином. Приговор 67-летнему профессору был стандартным – 10 лет лагерей по статье 58 Уголовного кодекса, пункты 4 и 10 (помощь международной буржуазии в свержении коммунистической системы, антисоветская пропаганда и агитация). Только с конца 80-х имя Карсавина стало возвращаться в отечественную историю. Произошло и почти невероятное, – в 1989 году на бывшем лагерном кладбище в Абези (Коми АССР) была обнаружена его могила. Труды и жизнь Л.П.Карсавина в наше время стали объектом пристального внимания, как в России, так и в Литве, где его называют «литовским Платоном». 

    Артистическая судьба и биография Тамары Карсавиной, родившейся в 1885 и дожившей до 93 лет (скончалась в 1978) широко известны. Татьяна Кузнецова, бывшая с середины 50-х годов другом лондонского дома Карсавиной, справедливо заметила, что «едва ли в истории русского балета найдется танцовщица, столь подробно рассказавшая о себе». Речь идет, естественно, о знаменитой «Театральной улице», переведенной на многие языки и выдержавшей десятки переизданий. К этому тексту Карсавиной восходят и сведения о ее семье, которые не могут не интересовать историков и биографов. Правда, «семейный элемент» мемуаров Карсавиной ограничивается  временем отъезда ее из страны и относительно подробен лишь для детства, по существу, окончившегося в 1894 с поступлением в Театральное училище. Годы, проведенные в закрытом учебном заведении, раннее начало артистической карьеры – Тамара Карсавина окончила училище и начала службу в театре в 1902, 17 лет от роду, напряженная творческая жизнь, естественно, отодвинули детские воспоминания и семейную тему. Со страниц книги встают перед читателем отец балерины – Платон Константинович Карсавин, артист балета, мягкий и добрый человек, и ее мать – Анна Иосифовна, урожденная Хомякова, рано оставшаяся без отца и получившая воспитание в Смольном («сиротском») институте. Эпизодическими персонажами, участниками чисто бытовых ситуаций, выступают сестра и брат отца – «тетя Катя», помогающая матери в шитье, и «дядя Володя», относящий зимние вещи в ломбард. Гораздо больше уделено места бабушке, Марии Семеновне Хомяковой, о которой Карсавина говорит: «Бабушка осталась в моей памяти как необычайно яркая и цельная личность; о событиях ее жизни можно было бы написать интересную книгу». Упоминание о второй бабушке, без указания ее имени, можно найти в последней главе книги, в описании предотъездных сборов, – в связи с «портретом дамы в зеленом шелковом платье и розой в руке». Возможно, Тамара Платоновна и не ставила перед собой задачу биографа или генеалога. Это – воспоминания. Отсюда фрагментарность, обаяние импрессионистических интонаций и в целом небольшое количество фактов, касающихся биографии семьи. Работа над мемуарами началась в 1928 году, когда родителей уже не было в живых, а связи с Россией становились все более опасными. В России остались бывший муж Тамары Платоновны, Василий Васильевич Мухин, и брат жены Льва Платоновича, Всеволод Николаевич Кузнецов. В начале 30-х их «засекло» ОГПУ. Переписка с Карсавиной, и получение продуктовых посылок из-за границы кончились для В.В.Мухина лагерем.

    Жили в СССР и другие родственники Карсавиных, в том числе семья их двоюродного брата, Николая Николаевича Балашева, сына Екатерины Константиновны Карсавиной, в замужестве Балашевой (1849–1920) – «тети Кати» карсавинских мемуаров. Именно в этой семье продолжала сохраняться память о Карсавиных, особенно о Тамаре Платоновне. Причем память, не связанная с ее сценической славой. Существовал, таким образом, другой сюжет, не известный карсавиноведам. Сюжет сугубо семейный, не получивший никакого освещения в мемуарах Карсавиной. Речь идет об отношениях двух семейств, Карсавиных и Балашевых, продолжавшихся до кончины Платона Константиновича Карсавина в 1922 году. Сведения, содержащиеся в рассказах моей матери, Нины Николаевны Заблоцкой (в девичестве Балашевой), и Сусанны Львовны Карсавиной (младшей дочери философа), с которой наша семья установила родственные отношения в 1989 году, я дополнил данными, извлеченными из архивных дел Министерства императорского двора, – фондов 497 и 498 Дирекции императорских театров и Государственного театрального училища. При этом удалось установить целый ряд фактов, касающихся генеалогии Карсавиных и дополняющих мемуары балерины.

 

«Тетя Тамара».

    Лейтмотивом воспоминаний моей мамы был светлый образ «тети Тамары». Тамара Карсавина была крестной  детей своего двоюродного брата Николая Николаевича Балашова. Когда умерла их мать, Антонина Павловна Москалева, старшему, Льву было шесть лет, Нине 5, а младшей, Любе, – всего 2 года. Тамара Платоновна проявляла  искреннюю заботу о них. Как, впрочем,  и ее добрейший отец. Он любил племянника. Их многолетняя   близость определялась не только сходством характеров, но и принадлежностью к одной корпорации – сын «тети Кати» также получил образование в Театральном училище, танцевал в Мариинском театре. Кроме того, имело определенное значение и раннее вдовство сестры, – муж Екатерины Константиновны Карсавиной (1849–1920), Николай Алексеевич Балашев, отставной помощник декоратора Мариинского театра, скончался между 1880 и 1885 годами. Брат Платон, преподававший в Театральном училище, естественно, оказался наставником ее сына, проходившего там курс обучения. Эта роль Платона Константиновича сохранилась, по видимому, и в дальнейшей жизни Николая Николаевича Балашева. Семейная жизнь племянника складывалась, можно сказать, несчастливо. Очень рано, совсем юной умерла первая жена Николая Николаевича, и он остался с маленькой дочерью. Второй брак, с балериной Натальей Трофимовной Рыхляковой, оказался неудачным. Для вступления в третий законный брак, с любимой Антониной Павловной Москалевой, молодой домашней учительницей, требовался развод, согласие на который от Натальи Трофимовны, находившейся «в тяжелом нравственном состоянии после смерти дочери», никак не удавалось получить. Так прошел не один год. В новой семье Николая Николаевича рождались дети, и их восприемниками при крещении были самые близкие люди – дядя Платон и двоюродная сестра Тамара. Свидетельство из Духовной консистории о расторжении брака с Н.Т.Рыхляковой датировано декабрем 1909 года, а в 1910 Антонина Павловна заболела и умерла. Ей было всего 28 лет. Можно представить, кем стала «тетя Тамара», крестная мать, для осиротевших малышей. Восходящая звезда балета, уже знаменитая, почти культовая фигура, одна из первых красавиц Петербурга, она находила время бывать со своими крестниками. Нина Николаевна и многие десятилетия спустя прекрасно помнила, как «тетя Тамара» на главные праздники – Рождество и Пасху – брала детей к себе, дарила им восхитительные подарки, ехала с ними к подруге Матильде Кшесинской в ее дворец на Петроградской стороне. Это были чуть ли не единственные светлые моменты тяжелого детства моей мамы.

    Нина Николаевна ничего не знала о послереволюционной судьбе Карсавиной, и когда в 1971 году в СССР были изданы мемуары «Театральная улица», появилась надежда получить какие-то известия от двоюродной тети. Нина Николаевна сделала запрос через Международный Красный крест. В конце 1973 года из Англии пришел ответ:

«Установлено, что Тамара Платоновна жива и счастлива. На письмо Британского Красного Креста она ответила следующее: «Так как с годами у нее испортилось зрение и она страдает тяжелым артритом ей трудно читать и писать. Ее сын Никита живет хорошо, у него есть дети Каролина 16 лет и Николай 12 лет. Она просит передать своей племяннице большой привет и добрые пожелания и, если это интересно знать племяннице, что она очень любит и чтит страну, в которой живет, за ее чудесное и теплое отношение и содействие балету». К сожалению, адреса своего Тамара Платоновна Карсавина не сообщила, по-видимому, ввиду ее преклонного возраста ей трудно писать и отвечать на письма». Я опубликовал этот примечательный документ в 1995 году в статье «Карсавины и Балашевы» (Пермский ежегодник-95. Хореография).

    Для великой балерины, как свидетельствуют современники, Россия оставалась далекой родиной, но Англия стала ее домом, где находилась все, что ей было дорого, – ее искусство и ее семья. Видимо, для Тамары Платоновны было принципиально важным обозначить свое отношение к этой стране. Как и завещать, чтобы в тексте объявления о кончине не была упомянута ее девичья и сценическая фамилия. «Тамара, вдова Генри Джеймса Брюса, горячо любимая мама и бабушка» – гласило объявление в «Times»  в конце апреля 1978 года.

 

«Корни» Карсавиных.

    В книге «Театральная улица» Тамара Карсавина говорит о своем происхождении совсем немного. Про деда по отцу в русском переводе сказано: «Мой дедушка играл в провинциальных театрах и сочинял пьесы» (в оригинале 1931 года говорится об отце балерины: «His father had been a provincial actor and playwright»). По изученным мной архивным делам, дед Тамары Платоновны по отцу, Константин Михайлович Карсавин, в 1851 году уже состоял мастером санкт-петербургского портного цеха, умер он в 1861.

   Владимир и Платон Карсавины были временно уволены из ремесленного сословия при зачислении в казеннокоштные воспитанники Театральное училище. Их исключение из этого сословия состоялось лишь при вступлении на государственную службу. Сословная принадлежность Платона Константиновича («сын портного мастера» – так она определялась в формулярном списке), возможно, в семье не обсуждалась. Во всяком случае, в мемуарах Карсавиной ничего об этом не говорится. Косвенным указанием на профессию деда по отцу может служить упоминание Тамары Платоновны эпизодов обычного приглашения «тети Кати» на предмет квалифицированной помощи матери по части шитья: «Когда мама предпринимала какую-либо слишком сложную работу, например собиралась кроить из своей зеленой плюшевой ротонды зимнее пальто для меня, она посылала за тетей Катей, сестрой отца, жившей далеко от нас, за Нарвской заставой».

    Мать Тамары Карсавиной, Анна Иосифовна, была дворянкой, но по закону дети от брака с не дворянином наследовали сословное состояние отца. Возведение в дворянское достоинство лиц других состояний постоянно усложнялось. И как своего рода эквивалент дворянства, в отношении некоторых привилегий (освобождение от подушной подати, рекрутского набора), манифестом 1832 года было установлено сословие почетных граждан. Право на возведение в это сословие с 1839 года было предоставлено артистам Императорских театров, прослужившим определенный срок и имевшим 1-й разряд. Платон Константинович Карсавин воспользовался этим правом в 1891 году, после выхода в отставку. Но его почетное гражданство не могло перейти на детей, сохранявших сословную принадлежность отца, зафиксированную на момент их рождения. Все же имело значение, что в документах при поступлении в балетную школу Тамара Карсавина фигурировала как дочь потомственного почетного гражданина.

    На жизнь  Константина Михайловича Карсавина, деда Тамары и Льва, в провинции до переезда в Петербург могут указывать сведения, содержащиеся в метрике его сына Владимира, – при его крещении в Вознесенской церкви у Екатерининского канала в Петербурге восприемницей была Мария Михайловна Ангалычевакнягиня, помещица Орловской губернии. Не является ли она сестрой Константина Михайловича? По словам  младшей дочери философа, Сусанны Львовны Карсавиной, в семье отца считали, что «дедушка Платон имел много братьев», что было две сестры и какое-то «именьице». Может быть, речь шла о двоюродных братьях или сестрах и имении в Орловской губернии? Вспоминали также о Тентелево, деревне под Петербургом, за Нарвской заставой. Там находился собственный деревянный дом «тети Кати». В нем, по адресу Правая ул., дом 6, жил в 1882 году после свадьбы Платон Карсавин. Упоминает его и Тамара Платоновна. И конечно, помнила его и моя мама, Нина Николаевна Заблоцкая, – на сохранившейся в нашей семье фотографии (около 1908 года) ее бабушка, Екатерина Константиновна, запечатлена на пороге собственного дома в Тентелево.  Дом был двухэтажный, и один этаж сдавался жильцам.

    О происхождении Константина Михайловича Карсавина можно было бы узнать, вероятно, из документов, которые должны были сохраниться в архивных делах Ремесленной управы Петербурга. Представляют интерес в этом отношении и документы о дворянстве Марии Михайловны.

   Про деда со стороны матери, Иосифа Хомякова, Тамара Карсавина узнает от бабушки, Марии Семеновны, его вдовы – «Дедушка умер молодым, растратив все состояние...». Мать Карсавиной, Анна Иосифовна, «...с гордостью рассказывала о своем знаменитом дядюшке Хомякове, поэте, философе, одном из вождей славянофилов. Мама питала искреннюю надежду, что Лева будет «весь в него»» < текст по первому русскому изданию 1971 года >. Интересно, в этой связи, свидетельство Сусанны Львовны Карсавиной. По ее словам, старшая сестра, Ирина Львовна (1906–1987), «...считала, что дедушка передал свой ум папе...». Можно думать, что это суждение не было лишь ее личным мнением. <Речь идет о Платоне Константиновиче! Т.е., в семье Льва Платоновича Карсавина наследственность по линии Хомяковых, возможно, не воспринималась столь абсолютно определяющей (в интеллектуальном плане), как это представлялось Анне Иосифовне>.

     Что касается <степени> родства со «знаменитым дядюшкой» Анны Иосифовны, то здесь возникают сомнения. Алексей Степанович Хомяков – фигура крупная и хорошо изученная. В том числе, и со стороны его родословной, насчитывающей полтора десятка поколений. . В большинстве биографий Тамары Карсавиной можно прочитать, что дядей ее матери был А.С.Хомяков, и она – его внучатая племянница. По-видимому, биографы полагаются на текст мемуаров Карсавиной. Но у Алексея Степановича был только один брат – Федор. И не случайно, по-видимому, карсавиноведы нигде не приводят отчество Иосифа Хомякова, деда Льва и Тамары Карсавиных (у одного из авторов, балетоведа А.Соколова-Каминского, упоминается, что он был хорунжим; в свидетельстве о бракосочетании Анна Иосифовна показана как дочь поручика). В недавней публикации о Льве Платоновиче Карсавине, в статье В.Повилайтиса, сказано, что Анна Иосифовна «была двоюродной племянницей известного славянофила А.Хомякова», то есть дочерью его двоюродного брата. Но и это утверждение можно подвергнуть сомнению, поскольку отец Федора и Алексея Хомяковых, известный англоман, владелец имения Липецы на смоленщине Степан Александрович Хомяков был, по свидетельствам историков, единственным сыном Александра Федоровича Хомякова. Да и этот последний, «кутила и псовый охотник, необузданного и разгульного нрава», как будто не имел братьев. Спрашивается, – чей же <сын или> брат Иосиф Хомяков и кем приходится Льву и Тамаре Карсавиным один из вождей славянофилов? На этот вопрос исследователям еще предстоит ответить…

    Архивные документы содержат сведения о бабушке Карсавиных по отцу, жене дамского портного мастера. Это – Пелагея Павловна, умершая после продолжительной и тяжелой болезни в 1890 году в возрасте 70 лет. Ее девичья фамилия в документах не упоминается. О второй бабушке, Анне Семеновне <(около 1830-1905)>, вдове Иосифа Хомякова, Карсавина пишет: «Греческая кровь (она была урожденная Палеолог) придавала ее красоте оригинальный характер. Бабушка обожала беседовать с нами о своем детстве и обо всей своей жизни... о балах-маскарадах в Благородном собрании в Санкт-Петербурге, где она сумела очаровать императора Николая Павловича, об изменах мужа...». Палеологи, жившие, в частности, во Франции и в России, были отдаленными потомками последних правителей Византийской империи. 

    Память Тамары Платоновны, естественно, сохранила немногие яркие, по своему романтические штрихи ее родословной. Но, конечно, не они определили становление Тамары и Льва Карсавиных. Дело, по-видимому, было не в родстве со знаменитым философом и не в сословном происхождении, а в самой атмосфере дома, где прошло детство этих замечательных людей. Не собственного дома, а съемной квартиры (с 1890 по 1901 год это – квартира 9, затем 15 дома 170 по Екатерининскому каналу, ныне канал Грибоедова). И при весьма скромном достатке. Как пишет Карсавина, – «...we always lived from hand to mouth...», т.е. жили очень скромно, дословно – «от руки до рта». Но это была атмосфера почитания искусства и учености. Друзьями дома были коллеги Платона Константиновича. Театр, сцена – были темами разговоров. Артистизм впитывался детьми и уже оставался с ними на всю жизнь. Артистической натурой был и брат Тамары Карсавиной. В самом облике ученого, в манере изложения создаваемой им философской системы было что-то от его любимого средневековья. Оригинальный религиозный мыслитель, Платон Константинович Карсавин облекал свои трактаты в поэтическую форму... Чтение как любимое занятие и уважение к труду, няня Дуняша и рассказы бабушки, благородная натура отца и твердая рука матери, всецело поглощенной семейными заботами... Блестящие способности детей в этом сочетании домашнего уклада, учебы и духа времени были реализованы, дав культуре двух таких своеобразных ее деятелей, ярко совместивших в своем творчестве духовность и интеллект.

 

Балетный клан Карсавиных–Балашевых.

    Династии и кланы характерны для профессий, требующих многих лет обучения и вживания в специфику с нежного возраста. Таковы, например, профессии музыкантов и балетных артистов. В этом случае раннее решение вопроса о будущей профессии детей по необходимости должно быть принято родителями. Соображения при этом могут быть вполне прагматичными, не зависящими от склонностей или способностей ребенка. Это видно и на примере балетного клана Карсавиных-Балашевых. Потомки Константина Михайловича Карсавина в трех поколениях были артистами российского балета, – сыновья Владимир и Платон Карсавины, внук Николай Балашев (сын дочери), внучка Тамара Карсавина и правнук – Лев (сын Николая Балашева). Была также безуспешная попытка определить на балетное отделение училища мою маму, внучатую племянницу Тамары Платоновны, Нину Балашеву, – ее не приняли из-за маленького роста. А балетному будущему старшей дочери Ирины решительно воспротивился ее отец, Лев Платонович Карсавин.

     Так или иначе, но в стенах училища на улице Зодчего Росси в Петербурге («Театральной» улице карсавинских мемуаров) и на сцене Мариинского театра представители клана Карсавиных-Балашевых находились непрерывно на протяжении 60 лет. В балетоведческой литературе, естественно, достойное место уделено Тамаре Карсавиной, одной из «трех граций двадцатого века». О других представителях клана, за исключением Платона Карсавина, «даровитого артиста», не упоминается, поскольку их служба в театре была ординарной. Но для целей предлагаемого очерка имеет значение знакомство с формально-служебной канвой как частью жизненного фона, дающего материал, в том числе, и для понимания генезиса замечательных представителей этого семейного клана.

    Из архивных документов мы узнаем, что дядя Тамары Платоновны, Владимир Константинович Карсавин (1851–1908), был принят в число казенных воспитанников Театрального училища, из вольноприходящих учеников, в 1865 году, а в 1867 году был выпущен кордебалетным танцовщиком. В этом качестве он отслужил положенные 20 лет до выхода на пенсию в 1887 году. Как видно из его формулярного списка на этот год, в возрасте 37 лет он оставался холостым. Учитывая обычный срок обучения, 8 лет, можно думать, что инициатива отдачи старшего сына в училище исходила еще от самого Константина Михайловича Карсавина (он скончался в 1861). Такое решение могло быть связано с его артистическими наклонностями и продолжавшимися контактами с театральной средой. Принимались во внимание, вероятно, и вполне прагматичные соображения, – перспектива получения образования, нахождения в училище на полном содержании за казенный счет, последующей гарантированной службы, повышения сословного статуса.

    Платон Константинович Карсавин (1854–1922), отец балерины и философа, в отличие от старшего брата .был выдающимся балетным артистом. Только атмосфера интриг и сохранявшиеся в то время представления о сравнительно второстепенной роли солиста на балетной сцене помешали полному раскрытию и адекватной оценке его таланта. При выпуске из училища в 1875 году, в возрасте 20 лет, он уже был танцовщиком 1-го разряда. Это был предел для танцовщика (танцовщицы после первого разряда могли быть переведены в высший разряд – балерин). Его увольнение из состава балетной труппы Мариинского театра в 1890 году «за выслугой лет» (норма обязательной службы составляла 20 лет) выглядело вполне рутинным мероприятием, осуществленным, как сказано в документах, «в силу распоряжения Его Сиятельства Г. Министра Императорского двора об увольнении излишних пенсионеров». И это относилось к 36-летнему артисту, находившемуся в расцвете таланта. На самом деле, свою роль сыграли доносы и интриги, о чем упоминает и Тамара Карсавина в своей книге. Того же мнения, по свидетельству Сусанны Львовны Карсавиной, придерживались в семье ее отца. Называлось даже, в этой связи, имя брата Матильды Кшесинской, остававшейся, тем не менее, подругой Тамары Платоновны. Платон Константинович был действительно человек умный и доброжелательный, мягкий, преданный искусству  и чуждый интриге. Уход со сцены он переживал тяжело.

    В число казеннокоштных воспитанников Театрального училища Платон Карсавин был зачислен в 1870, в возрасте 16 лет. С этого же года шел отсчет его служебного стажа. Только в 1881 году он впервые за 11 лет просил о прибавке жалования.  Вот фрагмент этого прошения на имя директора Императорских театров И.А.Всеволожского: «...осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Превосходительство о какой-либо прибавке к получаемому мною жалованию, т.к. в течение всей моей службы я ни одного разу не был поощрен прибавкою». На прошении стоит приписка главного режиссера: «Исполняет свою обязанность с полным усердием и знанием» и виза директора: «Представить его на полный оклад». В результате с начала 1882 года оклад жалования П.К.Карсавина, составлявший 700 рублей в год, был увеличен на 443 рубля. В конце того же года его оклад был увеличен до 2000 рублей. С этим окладом Платон Константинович оставался до выхода в 1891 году на пенсию, составившую 1140 рублей в год. Все же, это была пенсия танцовщика 1-го разряда. Для сравнения, пенсия Владимира Карсавина, кордебалетного артиста, составляла 300 рублей, а Николая Балашева, танцовщика 3-го разряда – 500 рублей в год. Подспорьем являлось продолжавшееся с 1882 по 1896 год преподавание в танцевальном классе Театрального училища, дававшее в семейный бюджет Карсавиных еще 500 рублей. Интересно, что первый год своего преподавания Платон Константинович служил «без жалования и без всякого вознаграждения». О постоянно стесненном положении семьи свидетельствуют прошения Платона Константиновича об оказании единовременной материальной помощи в связи с похоронами матери (1890 год) и болезнью жены (1896 год).

    Мой дед, племянник Платона Константиновича, Николай Николаевич Балашев (1872–1941) приступил к занятиям в Театральном училище очень рано, в возрасте 8 лет, вольноприходящим учеником. Уже в 1881 его зачислили казеннокоштным воспитанником. Для семьи, надо полагать, это было большое событие. Особое значение оно приобрело с кончиной отца, Николая Алексеевича. Тем более, что успехи сына в учебе оставляли желать лучшего, – в 1885 возникла даже угроза его снятия с казенного содержания, о чем и была поставлена в известность овдовевшая Екатерина Константиновна. Этого, к счастью, не случилось. Николай Балашев закончил учебу и начал службу в 1890 году в кордебалете Мариинского театра, в 1897 был переведен в разряд корифеев, а в 1910 вышел в отставку, закончив службу артистом 3-го разряда. С 1907 года он подрабатывал в училище как скрипач-репетитор в танцевальном классе. Аттестат Николая Балашева об окончании училища выглядит достаточно скромно. Самые высокие оценки – «очень хорошо» - выставлены за выразительное чтение, рисование, чистописание, бальные танцы. В личном деле Н.Н.Балашева сохранились рапорты режиссера балетной труппы о взысканиях за нарушение, так сказать, трудовой дисциплины. Один из них, от 25 октября 1904 года, особенно любопытен: «Имею честь уведомить, что в воскресенье 24 сего октября во время утреннего представления оперы «Пиковая дама» артист Балашев, участвующий в свите Златогора, замазал усы, не сбрив их вопреки параграфу 37 обязательных правил для артистов балетной труппы». И все же это был, вероятно, крепкий профессионал и, без сомнения, артистическая натура, – хорошо рисовал, после ухода на пенсию много лет играл в различных театрах и преподавал альт, служил в нотной библиотеке Мариинского театра. Его близкие отношения с семьей Платона Константиновича Карсавина продолжались и после революции. Николай Николаевич не редко бывал у дяди в его квартире на Петроградской стороне, на Введенской улице напротив Введенской церкви, уничтоженной в советское время. По воспоминаниям Нины Николаевны Заблоцкой, в эти годы Анна Иосифовна была частично парализована и одной, еще действовавшей рукой занималась вышиванием, украшением церковной утвари. После кончины Анны Иосифовны (в 1919) Платон Константинович жил в доме престарелых артистов на Каменном острове, где его посещал любимый племянник Бывал Николай Николаевич с детьми и в семье Льва Платоновича Карсавина, жившей в университетской квартире на набережной Невы.

    В  двух архивных делах находятся подлинные документы, связанные с учебой и службой выдающейся балерины. Самым ранним, не считая копии свидетельства о рождении и крещении, является «Свидетельство о предохранительной прививке оспы 7-летней дочери потомственного почетного гражданина Тамаре Карсавиной», выданное 22 апреля 1892 года. Самым поздним – рапорт главного режиссера балетной труппы в Петроградскую контору Императорских (исправлено, –  Государственных – Е.З.) театров от 16 марта 1917 года о возвращении балерины Карсавиной из отпуска. Между этими двумя документами находятся: «Прошение» А.И.Карсавиной о принятии ее дочери Тамары в число приходящих учениц Театрального училища (17 августа 1894 года) с визой на обороте – «Зачислена бесплатной ученицей» (согласно протоколу Конференции от 23 мая 1895 года) и «Аттестат об обучении с 1894 по 1902 год и окончании полного курса учения в Императорском С-Петербургском Театральном училище», «Прошение» Тамары Карсавиной об определении на действительную службу (от 28 мая 1902 года, с фотографией) и распоряжения Дирекции, касающиеся продвижения Т.Карсавиной по службе, «Справка о венчании» в церкви Училища с сыном действительного статского советника губернским секретарем Василием Васильевичем Мухиным (1 июля 1907 года) и контракты артистки с Дирекцией Императорских театров (на 1908–1911, 1911–1914, 1914–1915 и 1915–1917 годы). Прохождение Тамарой Карсавиной карьерной лестницы (по архивным документам) выглядит следующим образом: на 20 июня 1903 года она – кордебалетная танцовщица с окладом 800 рублей в год, а с 1 мая 1904 ее переводят уже из корифеек в разряд вторых танцовщиц, с 1 сентября 1907 года она переводится в танцовщицы 1-го разряда (через год ее оклад составляет 1300 рублей), с 25 марта 1912 года Тамара Карсавина переведена в разряд балерин[Z1] . Есть документы о награждении золотой медалью для ношения на шее, на Александровской ленте (14 апреля 1913 года) и пожаловании Его Высочеством Эмиром Бухарским малой золотой медали для ношения на груди (22 сентября 1916 года).

    Мой дядя, Лев Николаевич Балашев (1904–1960), крестник Платона Константиновича и Тамары Платоновны Карсавиных, поступил на балетное отделение училища в 1914 году. После окончания училища в 1922 году Лев Николаевич танцевал в Мариинском театре, затем в Мюзик-холле, а с 1930 года зарабатывал на жизнь как художник, – сказалась наследственность и дружба с художником В.Ушаковым. Я запомнил Льва Николаевича последних лет его жизни. Он отличался свободомыслием, отнюдь не безопасным и не совсем понятным нам в то время. Свои суждения о советской действительности он высказывал, естественно, в узком семейном кругу, отвечая на наши пионерско-комсомольские возражения точным определением: «все вы – напетые пластинки». Свою работу оформителем на заводе он по-старому называл «службой». В тесной нашей комнатушке, в коммуналке, дядя Лева любил показать какой-нибудь небольшой фрагмент характерного (с ударением на второе «а») танца из своего репертуара далеких двадцатых годов. Вспоминал он и годы учебы в Хореографическом училище на улице Зодчего Росси и даже начал писать мемуары. Уже безнадежно больной он рассказывал мне о своей жизни в училище в голодные годы военного коммунизма. Это все были истории мальчишеского озорства, нарушающего строгие порядки знаменитого учебного заведения – бои подушками в спальне, вечерние походы в девичью часть здания в облачении из простынь и со свечками, призванные таким появлением привидений напугать до полусмерти подрастающих служительниц Терпсихоры. Неизменными участниками этих развлечений были его закадычные приятели, будущие мэтры балета, – Баланчивадзе и Лавровский...

    В генеалогических изысканиях, вообще, есть свое обаяние. Обращаясь к поколениям предков, для которых наша жизнь – это неизвестное «будущее», генеалогия возвращает из тени забвения участников событий, восстанавливает «связь времен». В генеалогической системе прорисовываются «корни» и ветви, линии родства. Возникает характерная многоуровенная картина, в которой находит место и приобретает ценность каждый факт. Вспомним Пастернака, – «Как всякий факт на всяком бланке, так все дознанья хороши...». Данные генеалогии помогают лучшему пониманию многообразия жизни и нашего места в ней. В этом очерке я коснулся, в основном, новых данных, связанных с генеалогией Тамары Карсавиной. Генеалогический контекст жизни знаменитой балерины, без сомнения, будет и дальше привлекать внимание, появятся новые факты, будут высказаны новые соображения о природе ее замечательного таланта.

 

 

 

 [Z1]